Соколов наступила новая эра в исследовании арктики

Международный полярный год, завершившийся в марте 2009 года, позволил исследователям Арктики «поймать» уникальную ситуацию, когда под действием необычных атмосферных процессов площадь льда в арктическом бассейне сократилась до рекордно малой площади за всю историю наблюдений. Об итогах международного полярного года, о процессах, которые удалось отследить ученым, а также об актуальных проблемах российских полярных исследователей рассказал в интервью РИА Новости Владимир Соколов, начальник высокоширотной арктической экспедиции (ВАЭ) из Арктического и антарктического Научно-исследовательского института Росгидромета (ААНИИ).

— Расскажите о последних исследованиях в Арктике, которые вели там вы и ваши зарубежные коллеги?

— Международный полярный год закончился 1 марта 2009 года, в течение почти двух лет мы вели исследования в высоких широтах Арктики, несравнимые по объему с теми, которые были в предшествующие 15-16 лет.

Период с начала 90-х до последнего времени в Арктике было довольно серьезное затишье со стороны России по сравнению с тем, что делалось во времена Советского Союза, и по сравнению с тем, что делали в регионе наши зарубежные коллеги.

Хочу сказать, что нам повезло — мы «попали» на один из пиков климатических изменений в арктической природной системе, в частности, например 2007 год был годом наименьшего распространения ледяного покрова в конце летнего периода в Арктике за всю историю наблюдений.

Следующий 2008 год был вторым по минимальной площади распределения льдов к началу сентября. Что происходило в высокоширотной области в той или иной мере нам понятно.

Я еще раз подчеркну, что нам повезло, потому что те процессы, которые нам удалось проследить, и получить, в частности, в цифре, в высокоширотной Арктике в рамках экспедиции «Арктика-2007» позволили говорить о лавинообразном процессе разрушения ледяного покрова, который никогда за всю историю не наблюдался в Арктическом бассейне.

— А что за механизм запускает это лавинообразное разрушение?

— Лед, как всегда считалось, довольно консервативная субстанция, его разрушение связано с тем, что он в той или иной мере вытаивал, дрейфовал, и открывались пространства открытой воды в районе прибрежных территорий России или Канады.

В 2007 году этот процесс имел необычный характер. Со стороны Сибири через море Лаптевых или Чукотку выходили прогретые над сушей сибирские циклоны, которые шли нетрадиционной трассой, тихоокеанские циклоны шли тоже необычным путем. Они приносили большое количество тепла и осадков в Арктику, которые активно разрушали ледяной покров. Этот процесс был устойчив в течение более двух летних месяцев.

Это цепная реакция. Визуально ледяной покров может выглядеть вполне мощным и сильным. На одну из таких мощных льдин в 2007 году высадили мини дрейфующую станцию, и вынуждены были снять ее через два месяца, раньше на три недели, потому что от льдины, на которой она была — а это была льдина 6 на 3 километра, толщиной 2 метра и более — фактически мало что не оставалось.

На широте 87 градусов, меньше трех градусов до полюса был клин чистой воды, он наступал в сторону полюса со стороны морей Лаптевых, Чукотского, Восточно-сибирского. То есть часть Арктического бассейна, обычно занятая льдами, открывалась. Причем процесс освобождения ото льда шел очень активно,, лед разрушался. Это было связано именно с тем, что атмосферные процессы имели абсолютно нестандартный, необычный и устойчивый характер.

— А что было этому причиной?

— Специфическое развитие атмосферных процессов, которое вызвало специфическое разрушение льда. Это сказалось и на океане, который в верхних слоях аномально прогрелся и подвергся распреснению. Обычно подо льдом были температуры минус 1,7 и ниже, а наблюдались положительные температуры — 2, 3, 6, 8 градусов тепла в поверхностном слое, что для этих районов вообще невероятно. Но это было так, мы это измерили непосредственно.

Необходим очень серьезный мониторинг всей высокоширотной и прибрежной российской Арктики, шельфовых районов российской Арктики, который позволил бы понять, как дальше поведет себя комплекс океан-атмосфера и лед, для того чтобы обеспечивать потребности мореплавания, и добычи природных ресурсов в этом регионе.

— В следующем 2008 году аномалия повторилась?

— Движение циклонов было другим. Самое интересное, что тот «клин» чистой воды, который образовался в 2007 году, снова открылся, процесс таяния был так активен, что этот район вновь почти на 60% от предыдущего года открылся ото льда.

То, что Арктика стала теплее, сказалось не только на разрушении дрейфующих льдов, это сказалось и на активном разрушении глетчерных льдов, то есть ледников высокоширотных арктических архипелагов — Земли Франца-Иосифа, Северной Земли, Новой Земли.

Ледники таяли и просто разрушались, некоторые ледники на Земле Франца-Иосифа, которые были достаточно мощными, практически сошли на нет. При этом уровень океана не повысился. Их объем не столь существенен для океана, а кроме того, эти процессы таяния и испарения, с ними связанные, привели к тому, что в атмосферу ушло значительное количество влаги и энергии. И соответственно энергетика атмосферы возрастала.

В ходе экспедиций 2007-2008 года в Арктике мы исследовали достаточно большие акватории, а в 2007 году пересекли практически весь арктический бассейн. Экспедиции прошли уникальными маршрутами, которыми раньше никогда не ходили. Это было возможно только потому, что лед был очень сильно разрушен. В рамках экспедиции «Арктика-2007» с трудом удалось найти ледяные поля, которые позволили нам высадить дрейфующую станцию.

Наши западные коллеги в значительно меньшей степени работали в высоких широтах Арктики, но и (германский ледокол) Polar Stern («Полярная звезда») работал параллельно с нами в 2007 году и ряд других судов работали. Их данные, соединенные с нашими, позволяют представить довольно объемную картину происходящих процессов.

Этот немецкий ледокол является национальной гордостью Германии. В отличие от России, выход «Полар Штерна» в Арктику или в Антарктику является событием для всей Германии. Наши немецкие коллеги на «Полар Штерне» тоже испытывали проблемы с надежными, мощными льдами, не могли найти даже в высоких широтах льдин, чтобы поставить дрейфующие буи, чтобы быть уверенными, что они будут работать, а не будут разрушены динамическими процессами.

— На западной стороне Арктики такая же картина со льдами?

— Наша экспедиция была на «той стороне», мы подходили к Канаде, мы рассматривали вопрос высадки дрейфующей станции в том числе в районе, близком к Канадскому арктическому архипелагу, но и там мы не нашли ледяных полей, которые бы нас удовлетворили. Разрушенность была повсеместная. А в районе Северного полюса ледяной покров был столь сильно разрушен, что мы даже не рискнули (на первом этапе экспедиции, в начале августа, в период спуска глубоководных аппаратов «Мир-1» и «Мир-2») высаживать неподготовленных людей на дрейфующие льды.

Разрушение ледяного покрова было исключительным в 2007 году, и это говорит о том, что то количество тепла и осадков, которое поступили в Арктику было совершенно особенным. Даже самые смелые прогнозы никогда не предполагали такого масштаба разрушения ледяного покрова, который наблюдался в 2007 году.

— И эта тенденция будет повторяться?

— Есть две точки зрения: одна гласит, что это линейный процесс, он имеет одно направление, и моделирование это очень часто подтверждает. Но согласно другой точке зрения, это процессы циклические, они неоднократно наблюдались в целом на планете. Керны льда, полученные при бурении ледников, говорят, что периоды холода сменялись периодами тепла где-то раз в 60 лет

То есть большое количество пресной воды, которое может попасть в Атлантику в результате таяния льдов, приведет к выхолаживанию поверхностного слоя океана, тогда циклоны пойдут другим путем, и Арктика может стать опять холодной.

Другими словами, Восточно-гренландское течение переносит распресненную поверхностную воду из Арктики в Атлантику, и, поскольку она пресная и легче, чем соленая атлантическая вода, она концентрируется в поверхностном слое. Поскольку пресная арктическая вода холодная, она создает экранирующий слой, который не позволяет циклонам брать из воды Атлантики то количество тепла и энергии, которое позволяет им дальше активно двигаться вперед. Поэтому они «ищут» более теплые воды.

— А если верен все же линейный сценарий?

— Если этот процесс будет необратимым, то таяние Арктики к существенным последствиям не приведет.

— Но повлияет на климат?

— На климат повлияет, но на уровень океана — нет. Таяние ледников в Арктике приведет лишь к незначительному повышению уровня океана. В частности, таяние гренландского ледника приведет к подъему уровня воды на метр. Но это не произойдет одномоментно, для этого нужны десятки, а то и сотни лет.

В Антарктике другая ситуация — если весь лед в Антарктиде растает, это может привести к подъему уровня океана на шесть-восемь метров. Но для этого требуются уже сотни лет и более, и то, только в том случае, если процессы будут однонаправленными, а это невозможно. Поэтому я думаю, что если не будет внешних воздействий, не рожденных внутри нашей климатической системы Земли, то ничего принципиально в ближайшее время не изменится.

— А как вы можете прокомментировать ситуацию вокруг арктического шельфа?

— Исследования арктического шельфа Россия вела давно, с конца 20-30-х годов XX-го века. Накоплен колоссальный объем информации по этому региону. Дело в том, что если ледяной покров в летний период разрушается, то возможности и для исследований, и для добычи полезных ископаемых, и для морского транспорта резко возрастают.

Поэтому можно говорит, что сейчас наступила новая фаза возможности исследований. Эти исследования ведутся уже в регионах возможной добычи, я имею в виду Штокмановское и Приразломное месторождения. Там ведутся специальные направленные исследования.

Эти исследования скорее всего никогда не будут финансироваться государством. Они могут финансироваться только теми компаниями, которые заинтересованы в добыче полезных ископаемых.

— А какова здесь роль государства?

— Оно заинтересовано в том, чтобы были созданы условия для этих исследований именно теми компаниями, которые готовы вкладывать туда деньги. Но у государства есть другая задача, по сути, очень важная. Государство должно поддерживать систему комплексного мониторинга как природной среды в области гидрометеорологии, так и экологического состояния этой среды.

Эти составляющие не выполняется сейчас. В советское время этот мониторинг был действующий и он всегда выполнялся, и в высоких широтах в Арктике, и в шельфовых районах, то сейчас он практически не осуществляется.

— Но есть же полярные станции?

— Есть береговые полярные станции, есть дрейфующие станции. Сейчас с помощью дрейфующей станции мы пытаемся заткнуть ту колоссальную дыру, которая существует в исследовании арктической климатической системы. В советское время там работал комплекс экспедиционных программ, которые позволяли помимо постоянно существующих двух-трех дрейфующих станций регулярных морских экспедиций еще осуществлять обширную авиационную съемку бассейна в этих целях. Сейчас этого нет.

В этом большая проблема. Если бы система мониторинга работала, и наше понимание природных процессов, и исследования шельфовых районов были бы значительно более эффективными, особенно с учетом скачка в области технологий, который произошел в последние 10 лет.

— Сколько вообще нужно исследовательских станций в Арктике?

— В Арктике желательно в течение года выполнять где-то две тысячи комплексных океанографических станций. Это минимальное количество. А автоматических станций должно быть от 40 штук и более. При этом на практике работает от 10 до 17, причем в основном не российских, а зарубежных. Наша доля очень мала. При этом желательно иметь по одной обсерватории на каждом арктическом архипелаге.

— Как влияет политический шум вокруг раздела Арктики на работу ученых?

— Тут надо разделять политические моменты, ресурсные и общеклиматические вопросы. То, чем занимаемся мы — это последнее, третье, это общеклиматические вопросы, которые нужны всем, которые востребованы всегда, но к сожалению слабо финансируются нашим государством.

Вопрос ресурсов важен для любого государства, поскольку они представляют собой его бюджет на будущее, поскольку добыча полезных ископаемых приносит государству колоссальные доходы. Но в Арктике под дрейфующими льдами, в океане, это связано и с колоссальными расходами. Поэтому должен быть разумный баланс — понимание, что потраченные деньги будут с достаточной прибылью возвращены.

Поэтому государство не собирается вкладывать деньги в добывающие компании. Они сами должны вложить ресурсы, инвестировать, получить средства через банки для добычи природных ресурсов.

— То есть, государству нет смысла идти на обострение отношений из-за территорий в Арктике?

— Я хочу сказать, что раньше в советское время и во времена царской николаевской России, сектор от российских границ до Северного полюса считался зоной России. Когда образовалась новая Россия, МИД подписал морскую конвенцию, которая, по сути, явилась отказом от этого деления Арктики, хотя до этого все государства свято это блюли.

— Мы сами своими руками все это сдали?

— Да, совершенно верно. И теперь, в рамках тех международных протоколов и доктрин, которые подписаны, мы должны доказать, что в геологическом смысле те хребты, которые находятся вблизи наших шельфовых районов, являются продолжением нашего арктического шельфа, соответственно, принадлежат нам.

Но обсуждать этот вопрос я бы не хотел, потому что это не наша тема, для этого есть геологи. Есть министр природных ресурсов, это их задача. Наша задача — климат, и те или иные процессы, которые происходят в океане и атмосфере сейчас.