Историк Виктор Безотосный — о значении 1812 года для русской истории

Историк Виктор Безотосный — о значении 1812 года для русской истории

26 декабря исполняется 210 лет изгнанию наполеоновской армии из России. «Гроза двенадцатого года / настала – кто тут нам помог? / Остервенение народа, / Барклай, зима иль русский Бог?» – задавался вопросом Пушкин. Доктор исторических наук Виктор БЕЗОТОСНЫЙ, заведующий экспозиционным отделом Государственного исторического музея, уверен: победа была именно военной – и заслуженной. О значении 1812 года историк рассказал в интервью «АН».

– У русских, особенно сегодня, есть соблазн воспринимать Отечественную войну 1812 года как противостояние России и объединённой континентальной Европы, этакого аналога современного Евросоюза.

– Это вполне верно. В составе Французской империи частично присутствовали итальянские земли, испанские, немецкие, Голландия, Бельгия, территория нынешней Хорватии. Кроме того, Наполеон был официальным протектором Рейнской конфедерации, в которую входили почти все германские земли и которая выделила Франции в 1812 году более чем стотысячный контингент. Также Наполеон являлся медиатором Швейцарского союза, и четыре швейцарских полка отличились при Березине, позволив французам избежать в тот момент окончательного поражения. Австрия предоставила Франции 30 тысяч человек, Пруссия – 20 тысяч. Ну и самым верным союзником Наполеона было герцогство Варшавское: против России на стороне Франции воевали свыше 100 тысяч поляков.

В общей сложности вошли на территорию России, по разным данным, от 620 до 680 тысяч человек. В обратном направлении границу пересекли от 30 до 50 тысяч (в основном из фланговых корпусов), а остальные либо погибли, либо попали в плен. В русских трёх западных армиях, которые в начале войны дислоцировались против наполеоновской армии, значилось 220 тысяч бойцов против 450 тысяч в первом эшелоне войск у Наполеона. Лишь затем стали подходить к русским подкрепления. Кроме того, уже после оставления Кутузовым Москвы были передислоцированы наши войска из Финляндии в Прибалтику (чуть более 10 тысяч штыков), а также из Молдавии на юг Украины (около 50 тысяч человек). Оттуда русские вытеснили саксонско-австрийские войска, осенью захватили Минск, где складировались все запасы наполеоновской армии на случай зимовки, а потом вышли на Борисов. В результате была взята под контроль река Березина, и тем самым путь отступления для французского императора оказался перекрыт.

– Прежде чем говорить об отступлении Наполеона, поговорим о русском отступлении. Как известно, русские дали противнику генеральное сражение только через два с половиной месяца после начала войны, отойдя до самой Москвы. Лев Толстой спорил с тем, что отступление нашей армии было тактическим, а вы что скажете?

– Полагаю, оно всё же было и тактическим, и стратегическим. Мне пришлось в своё время проанализировать около 40 планов разных авторов, которые подавались Александру I до начала Отечественной войны. В их числе – записка подполковника Чуйкевича, одного из сотрудников русской военной разведки. Он трудился в российском военном министерстве и анализировал все данные, которые к нему поступали. В апреле 1812 года он подал военному министру и главнокомандующему 1-й Западной армии Барклаю-де-Толли вышеупомянутую записку. Суть её такая: численное превосходство наполеоновской армии крайне существенно, поэтому необходимо, нанося удары по флангам противника, вести малыми отрядами партизанскую войну в тылу «супостата» и отступать вплоть до момента равенства сил (равенство как раз будет достигнуто к Бородинскому сражению). По-видимому, эта записка и послужила основной рекомендацией для нашего командования.

– Повторю вопрос Пушкина о главном факторе победы: «Остервенение народа, Барклай, зима?..» Иными словами – крестьянская партизанщина, климат или всё же императорская армия?

– Прежде всего – армия, в том числе и командование. В первую очередь отметим Барклая-де-Толли. Лавры победы, как продолжателю его дела, достались уже Кутузову, который сменил Барклая незадолго до Бородинского сражения. Эта кадровая перестановка была вызвана шпиономанией, которую раздувала «русская партия» генералитета. Ура-патриотические настроения сводились к следующему: что ж такое, этот немец Барклай сдаёт город за городом, пора уже поставить во главе армии русского человека! В действительности же Барклай-де-Толли неплохо справлялся со своими обязанностями и переиграл Наполеона. Переиграл во всём – и в стратегической оценке обстановки, и в принятии тактических решений. Крестьянская партизанщина, конечно, сыграла значимую роль при отступлении противника из Москвы, но затем, когда Наполеон отступал по Белоруссии, партизанская война велась преимущественно армией. Видят французы дымок вдалеке и кидаются туда в надежде на продовольствие, а там их поджидают господа казаки.

Что касается климата, я не могу рассматривать его в качестве самостоятельного фактора. Задача командования – учитывать климатические условия при стратегическом планировании, и если Наполеон (которого многие считают величайшим стратегом всех времён) не учёл их, то это его ошибка. Точно так же он не учёл последствий своего продвижения вглубь России. Наша армия, отступая в направлении Москвы, применяла тактику «выжженной земли», не оставляя вдоль дороги ничего – ни слева, ни справа. Как стадо бизонов прошло – всё вытоптано, ни травинки. Чтобы добывать продовольствие на пути к Москве, французам приходилось создавать специальные разыскные отряды. А теперь представьте обратный путь! Продовольствия не просто не хватало – его вообще не было! Где же он, стратегический наполеоновский гений?

И ещё кое-что о роли климата. В сражении при реке Березине, через которую переправлялся Наполеон при отступлении, заморозки сыграли, наоборот, ему на пользу, позволив после переправы уйти в направлении к Вильно по замёрзшим болотам. Русские предполагали нанести ему в этой битве окончательное поражение – захватить его в плен или ликвидировать. Поэтому, кстати, блестящая операция при Березине у нас часто недооценивается, хотя французский император потерял в ходе неё 40 тысяч человек – ещё больше, чем при Бородине. Даже в сегодняшнем французском лексиконе присутствует слово «Березина» – синоним понятия «катастрофа».

– Достоевский в романе «Братья Карамазовы» вложил в уста Смердякова, резко отрицательного персонажа с лакейским характером, такие слова: «В двенадцатом году было на Россию великое нашествие императора Наполеона французского первого… И хорошо, кабы нас тогда покорили эти самые французы: умная нация покорила бы весьма глупую-с и присоединила к себе. Совсем даже были бы другие порядки-с». Достоевский написал этот роман в 1880 году, когда вовсю разглагольствовали западники, а в 1812 году существовала ли в России аналогичная партия прозападных пораженцев?

– Чтобы именно партия как политическая или общественная сила – нет, не существовала, таких индивидуумов было крайне мало. Растопчин опасался, что власть в Москве захватят масоны, и постоянно говорил об этом Александру I. И, хотя император относился к этим опасениям довольно-таки скептически, он всё же назначил Растопчина генерал-губернатором города, чтобы тот контролировал московское дворянство. Между тем дворянство проявило себя весьма патриотично: оно, как известно, покинуло город при наступлении Наполеона, тем самым выразив ему своё категорическое неприятие. Поведение нашего населения, в том числе отдельно взятой московской барыни, которая не захотела и не стала жить под французской властью, – сыграло огромную роль. Войдя в пустую Москву, многие французы сразу поняли: это начало конца.

К слову, Наполеон не мог обещать России «совсем другие порядки-с» вроде отмены крепостного права, поскольку до последнего надеялся на переговоры с Александром I и на заключение с ним мира. Такими заявлениями он ожесточил бы сердце российского монарха до предела.

– Получается, смердяковы это попросту выдумали.

– Смердяковы – они такие, да. Их и сейчас немало. Не раз слышал что-нибудь этакое: мол, если бы победил Наполеон или Гитлер – мы бы сейчас прекрасно жили и пили бы баварское пиво. Идиотизм некоторых российских либералов (или как их назвать?) порой не знает границ.

– Кстати, о победе над Гитлером. Её значение невозможно переоценить, речь шла о самом существовании нашего народа, а насколько велико значение победы над Наполеоном?

– Весьма велико. Наполеон, конечно, не планировал присоединять Россию к Французской империи (он бы просто не «съел» столько, не смог бы выстроить административный аппарат для территории с населением в 40 миллионов человек), его задачей было принудить русских к борьбе против англичан – в частности, к совместному франко-русскому походу на Индию, откуда Великобритания получала основной доход. Однако вопрос о российском суверенитете всё же стоял: в случае нашего поражения он оказался бы под большим сомнением. Одержи Наполеон победу, Россия совершенно точно не стала бы великой державой.

Кроме того, нельзя забывать о культурном значении победы. Золотой век русской культуры, начиная с Пушкина, создавшего современный наш язык, уходит корнями в 1812 год. Россия осознала себя великой нацией, причём осознание пришло не сразу. Если взглянуть на переписку современников после победы над Наполеоном, то увидим, что вся заслуга приписывалась высшим силам, провидению, Богу – настолько удивительной была победа для самих тогдашних русских. В общем, «рука Всевышнего Отечество спасла». На медали 1812 года неслучайно было написано: «Не нам, не нам, а имени Твоему!» А через некоторое время пришло понимание: Россия заслужила эту победу. Заслужила талантом полководцев и героизмом. Огонь московского пожара стал очистительным, в нём сгорело (для большинства русских) представление о нашей стране как о «лапотной», «посконной», отсталой.

1812 год служит для нас уроком, образцом. Верь в себя, иди до конца – и победишь.