Россия имеет около трети мировых запасов торфа

Россия имеет около трети мировых запасов торфа

Во времена СССР торфяная промышленность была на подъёме. На сегодня торфяное отопление выжило лишь в нескольких регионах. Правительство ещё 10 лет назад перестало поддерживать отрасль льготами. Можно развести очередной сказ о том, как равнодушные чиновники убивают наследие предков, но в действительности всё куда сложнее. Советская торфяная промышленность умерла по той же причине, что шпалерные и канатные мануфактуры. Но богатейшие залежи торфа действительно могли бы принести России большую пользу, если бы вся экономика была другой.

Проклятие рода Баскервилей

«Декрет о разработках торфяного топлива» был издан большевиками в 1918 году, когда, казалось бы, были дела и поважнее. С другой стороны, страна сидела без электричества, и даже в конце 1920-х в столичной квартире булгаковского физиолога профессора Преображенского оно гасло «аккурат два раза на дню». Ни газа, ни нефти севернее Тюмени ещё долго добываться не будет. А торф – он всегда под рукой практически в любом регионе. Ленин так и сказал: «В торфе наше спасение. Этот торф лежит под боком у тех фабрик, которые в настоящее время стоят».

Ещё в XIX веке из торфа додумались извлекать электроэнергию посредством реторт. Из 100 кг выходило от 20 до 28 кубометров газа – не очень много. Также торфом можно удобрять почву. И уже в 1930-х советские ТЭЦ вырабатывали посредством сжигания торфа порядка 40% всей советской электроэнергии! После войны всю инфраструктуру добычи и генерирующих станций восстановили в двойном объёме: в 1944-м добывали 21, 5 млн тонн торфа, а к 1980-му – уже 50 млн тонн. А ведь в то время уже и Уренгой работал на полную, а газопроводы покрыли всю страну и «ушли» в Европу.

Торфяники разрабатывались в 37 регионах, в отрасли числилось 220 специализированных предприятий. Примерно половину объёма добычи сжигали в котельных, вторая половина шла на удобрения. Другое дело, что всё это уже тогда делалось на дотации, которые в 1990-е исчезли. Следом канула в Лету и сама отрасль.

Могло ли быть иначе? Похоже, что и нет. Объёмы сельскохозяйственного производства в Нечерноземье рухнули в четыре раза: совхозы разорялись, коров экстренно пускали на мясо. Какой тут торф, какие удобрения? К началу 1990-х у России не было денег даже на оплату фрахта судов, которые завозили канадское зерно. Тем не менее отрасли, имевшие эффективных лоббистов, умудрялись получать из бюджета миллиарды. Но откуда лоббисты у торфа? И какой бизнес пойдёт в торфяную отрасль, если можно торговать водкой и приватизировать нефтяные скважины?

В нулевые, когда экономика более-менее зашевелилась, торфяные месторождения массово причислили к землям Лесного фонда и водным объектам. Чтобы получить лицензию на их разработку, инвестор должен сначала изменить категорию земель. А это геморрой, которому Данте не нашёл бы места в кругах ада. Кризис 2008–2009 гг. добил остатки торфяной промышленности, опустив добычу до 1 млн тонн – в 50 раз меньше, чем при СССР. Именно на этом месте, достигнув дна, правительство РФ задумалось, как вернуть торфу прежние позиции. По тогдашней моде «перспективный источник топлива» включили в энергетическую стратегию на период до 2030 г.: «После увеличения объёмов добычи торфа и модернизации технологической базы торфяной промышленности станет возможным его эффективное использование на тепловых электростанциях». Поставлена высокая задача: повысить долю торфяной энергетики в топливном сегменте с 1–2% до 8–10%.

Естественно, ничего подобного не произошло. Торфяные ТЭЦ поставили в один ряд с «ветряками» и прочей возобновляемой энергией: пошли бюджетные льготы, субсидии, гарантии каналов сбыта. Но есть проблема: чтобы на торфе заработала ТЭЦ, её, как правило, надо строить с нуля, потому что советская инфраструктура разорена полностью. Сегодня торф сжигают всего 2 крупные электростанции: Кировская ТЭЦ-4 в Кировской области и Шарьинская ТЭЦ в Костромской.

Но ещё более серьёзная беда в другом: чиновник видит только спущенные сверху задачи. А как можно повысить долю торфа в энергетике, если он объективно в разы уступает по рентабельности не только газу, но и углю? И пока бюрократы натягивают статистическую сову на глобус, Россия рискует проспать «торфяную революцию».

Молоко без коровы

Об этом в своё время хорошо сказал американский профессор Лорен Грэхэм. России, дескать, всегда нужно молоко без коровы. Русские прекрасно умеют изобретать, но внедрять они не умеют. Точнее, экономика у нас для этого не приспособлена. Наши министры в нулевые приезжали за океан: дескать, никаких денег не пожалеем, сделайте нам нанотехнологии, как у вас. И напрочь не понимали, что импортировать придётся не станки, а всю Америку: со свободным рынком, где инвесторам нужны новые технологии, защитой интеллектуальной собственности, контролем над коррупцией и преступностью, правовой системой, где обвиняемый имеет шанс оправдаться и доказать свою невиновность.

Грэхэм отметил: «Россия первой запустила искусственный спутник Земли, но сегодня у неё менее 1% международного рынка телекоммуникаций. Россия первой создала руками Сергея Лебедева электронный цифровой компьютер в Европе, но кто покупает российские компьютеры сегодня? И вот вам ещё один пример – он вообще малоизвестен: нефтяная индустрия в последние годы пережила революцию технологий гидроразрыва пласта. Но никто не помнит, что этот процесс изобрели русские. В советских научных статьях начала 1950-х годов абсолютно, на 100%, рисовали процесс гидроразрыва нефтяного пласта. С этой технологией никто ничего не сделал».

И мы знаем почему: бал правило Министерство нефтяной промышленности СССР, у которой фонтаном бил Самотлор. Кто там будет выковыривать крохи из сланцев? Вольные предприниматели, которых нет? С торфом похожая история: чиновники видят в нём только устаревший вид топлива вроде древесного угля. Хотя это давно не так.

В высокоразвитой Финляндии ежегодно добывают 15 млн т торфа, то есть 35% общемировой добычи. При этом финны используют лишь 1% своих болот – берегут природу. Торф покрывает 7% потребностей страны в электроэнергии, на нём работают 60 ТЭЦ. Секрет прост: жечь газ или мазут, конечно, эффективнее, зато торф не надо далеко возить, не надо строить ЛЭП на тысячи километров (в России на этом осваивают бюджет сотни разномастных ГУПов). Конечно, Хельсинки так не прокормишь, но для небольшого городка лучшее решение: построил котельную, а топливо – с ближайшего болота. Кстати, вредных выбросов при сжигании торфа в отличие от того же угля практически нет – органика всё-таки.

Вроде бы идея создана для России с её необъятными пространствами. За долгие годы обещаний наша газовая держава смогла газифицировать чуть более половины территории страны. В сельской местности уровень 30–40%, некоторые регионы вовсе не охвачены федеральными программами. И вряд ли будут: обширные территории на Севере, в Сибири и на Дальнем Востоке оторваны от крупных городов, а освоить их не получалось и в более сытые времена. К тому же тарифы на газ за 20 лет выросли в десятки раз, а цена электроэнергии из-за инфраструктуры может отличаться в разы: например, в Якутии киловатт-час вдвое дешевле, чем в Москве. Хотя уголь для столичных ТЭЦ возят из Кузбасса через всю страну.

Между тем для использования торфа России даже не нужны зарубежные технологии, попадающие под санкции. Ещё в 2012 г. учёные из Красноярска не только запатентовали, но и применили на практике революционную технологию извлечения газа из торфа. Отдача получается как при сжигании угля. Переоборудовать котельную с мазута на торф занимает 3 недели. За счёт разницы в тарифах эти затраты окупаются за 3 года.

Но не только в энергетике дело. На Западе из торфа вырос многомиллиардный бизнес по производству рафинированного биотоплива в виде топливных пеллет и брикетов. Пеллеты позволяют снизить потребление ценной древесины, даже в камине они горят дольше и эффективнее обычного полена. В Твери на базе местного технического университета создали Восточно-Европейский институт торфяного дела, где есть разработки по 70 видам продукции. Например, гумусовый мелиорант, способный эффективно бороться с опустыниванием земель и очищать радиоактивные почвы. Особые добавки из торфа делают бетон почти водонепроницаемым. Остатки мхов также отличный абсорбент, помогающий собирать нефть при разливах. К сожалению, на слуху только использование торфа в качестве наполнителя туалета для кошек.

– На основе торфа можно делать отличные грунты и компосты, а также удобрения, сорбенты, красители, битумы, – говорит Олег Мисников, завкафедрой геотехнологии и разработки торфяных месторождений Тверского государственного технического университета. – Изобрели даже порошок, при добавке которого не комкуется цемент. При растворении в болотных водах фенолы создают антибактериальную среду, поэтому целебные торфяные грязи используют при лечении кожных заболеваний и в косметике. Индейцы использовали торф в качестве подгузников для новорождённых, а у нас на кафедре студентка защитилась на бакалавра по торфяным подгузникам. А прочность строительных блоков на основе торфа позволяет возводить несущие стены коттеджей. При этом возникает так называемый эффект деревянного дома – летом в нём прохладно, а зимой тепло.

Нынче у москвичей торф вызывает неприятные воспоминания 2010 г., когда горели торфяники в Подмосковье, накрывая столицу удушливым смогом. Другой вопрос: почему это произошло? Как может гореть болото? Очень просто: для добычи торфа болота осушали, потом бросили, потом сократили чуть ли не всех лесников. Разрабатываемые торфяники не горят – спросите тех же финнов. И кто в итоге виноват: торф или умные чиновники? Последние при разборе полётов породили дорогостоящую идею – снова залить все торфяники водой.

Хотя болота представляют собой четырёхметровый слой промышленного торфа – бери и разрабатывай хоть завтра, лет на 20 хватит. А разведанные запасы только в Тверской области можно разрабатывать в течение полутора тысяч лет. Вся Россия имеет около трети мировых запасов торфа – разумеется, это первое место в мире. Но в Земельном кодексе нет понятия «торфяное месторождение» – есть лишь термины «болото» и «заболоченная территория».