В сложившихся геополитических обстоятельствах ещё больше возросло значение межгосударственного объединения БРИКС, участниками которого, напомним, являются региональные лидеры без стран Запада: Россия, Китай, Индия, Бразилия и ЮАР. На протяжении своего 13-летнего существования БРИКС отмежёвывался от антизападной направленности, однако теперь она становится всё очевиднее. Гость «АН» – кандидат экономических наук Дмитрий РАЗУМОВСКИЙ, директор Института Латинской Америки РАН.
– БРИКС задумывался не только из экономических соображений, но также из геополитических?
– Геополитическая проекция БРИКС никогда не звучала в явной форме, хотя всегда подразумевалась. Если чуть углубиться в историю, то созданию организации предшествовало соглашение о стратегическом партнёрстве между Россией и Бразилией, заключённое ещё в конце 1990‑х (оно стало достижением тогдашнего министра иностранных дел Евгения Примакова, совершившего несколько серьёзных и, я бы сказал, решающих визитов в Южно-Американский регион). В рамках соглашения впервые было заявлено построение многополярного мира. БРИКС воспринимается именно в этом ключе, однако никаких попыток проведения глобальных геополитических инициатив объединение не предпринимало, поскольку страны-участницы не приходят к полному взаимопониманию в данном вопросе. Осознаётся деликатность интересов каждой из них. Например, Индия всегда поддерживает конструктивные отношения с Западом. Она была приглашена на последний саммит «Большой семёрки» (G7), состоявшийся в июне.
– В этой связи странно звучат комментарии в некоторых СМИ: мол, заявленная возможность расширения БРИКС – это ответ на запланированное включение Швеции и Финляндии в НАТО. Как можно соотносить военный блок НАТО и организацию, которая военным блоком не является?
– Действительно. Хотя Россия и Китай крайне обеспокоены активностью НАТО в зоне своих национальных интересов, за весь текущий год Китай, председательствуя в БРИКС, ни разу не поднял этого вопроса в рамках организации. Другое дело, что нельзя сводить геополитику к одной только военной сфере. Экономика – тоже часть геополитики.
– Здесь стоит вспомнить о Новом банке развития (НБР), созданном в рамках БРИКС в 2014 году. В самом его названии – в слове «новый» – заявлена альтернатива Всемирному банку (ВБ).
– Сперва напомню, что представляет собой ВБ. О нём говорят в связке с Международным валютным фондом (МВФ). МВФ занимается кредитованием правительств, а ВБ – кредитованием инвестиционных инфраструктурных проектов. Поскольку при создании ВБ в 1945 году развивающимся странам принадлежала гораздо меньшая, нежели сейчас, доля мировой экономики, основной вклад в ВБ внесли страны Запада, прежде всего США. Таким образом было закреплено лидерство Запада в ВБ (СССР отказался от участия в МВФ и ВБ, поскольку в соответствии с уставом не мог влиять на принимаемые решения. – Прим. «АН»).
Малевать МВФ и ВБ чёрной краской было бы ненаучно, однако нельзя отрицать, что в Латинской Америке они стали притчей во языцех и воспринимаются как источник зла. Они сыграли в этом регионе огромную роль в период неолиберальных реформ 1990-х: максимальная экономическая открытость, либерализация инвестиций и торговли, ужесточение монетарной политики. Кредиты выдавались латиноамериканским странам в обмен на «следование рекомендациям». Да, в Бразилии неолиберальные реформы прошли успешно и способствовали её последующему экономическому росту, но про Венесуэлу и Аргентину этого никак не скажешь. Мало того что венесуэльцы и аргентинцы не достигли экономической стабилизации, так ещё и заплатили за реформы чудовищными социальными последствиями – ростом бедности, безработицы, неравенства. При этом западные компании получали доступ к латиноамериканским месторождениям.
Неудивительно, что Латинская Америка всегда была заинтересована в создании международного банка развития, который бы стал альтернативой ВБ. В регионе разработали проект «Банк Юга», но он так и остался проектом. Бразилия, Аргентина и Венесуэла столкнулись с кризисами – и стало не до того. Поэтому НБР, созданный силами БРИКС, был воспринят с оптимизмом. Воспринят странами как возможность уменьшить свою зависимость от глобальных финансовых институтов, проводящих волю Запада. И нужно отдать НБР должное: нет никаких оснований говорить о том, что инвестиции этого банка имеют какую-либо политическую обусловленность. Он работает так, как подобает нормальному банку, и не предъявляет к заёмщикам никаких политических требований. Однако будем объективны: его проекты пока несопоставимы по масштабам с проектами ВБ.
– Зачем НБР осуществляет расчёты в долларах и евро?
– Попытки БРИКС перейти на расчёт в национальных валютах начали предприниматься сразу же после создания организации, но тому есть объективные препоны. Это сопряжено с балансировкой торговли. Если вы покупаете в Бразилии что-то за рубли, то бразильская сторона на эти рубли должна купить что-то в эквивалентном количестве у российской стороны, в противном случае ей такое количество рублей ни к чему: рубль не является глобально-конвертируемой валютой, как и реал (бразильская валюта. – Прим. «АН»). А поскольку торговый баланс между странами БРИКС не достигнут, то затруднён и расчёт НБР в национальных валютах.
– Есть ли подвижки к созданию единой валюты БРИКС?
– Даже в долгосрочной перспективе маловероятно, что в странах БРИКС будет введена единая валюта в качестве основного платёжного средства, поскольку у стран-участниц разная экономическая цикличность (повторение экономических подъёмов и спадов. – Прим. «АН»). Однако есть подвижки к созданию виртуальной денежной единицы для взаимных расчётов между странами (именно это предшествовало в Евросоюзе появлению евро). Уже создаётся соответствующая инфраструктура – в частности, платёжная система «БРИКС-пэй».
– Хотя на Западе вроде бы неприемлем принцип единоначалия, в его структурах (что в G7, что в НАТО) де-факто начальствует единственная страна – известно какая. Идёт ли дело к тому, что в БРИКС таковым лидером станет Китай?
– Мои китайские коллеги, занимающиеся тематикой БРИКС, вашу гипотезу решительно отвергли бы (смеётся), однако на уровне реальных дел – да, всё к тому идёт. Этот год, год председательства Китая в БРИКС, показал: потенциалом лидера организации обладает только он. В последние четыре года, когда председательствовали другие страны, наблюдался дефицит лидерства, дефицит амбиций. России не повезло: её председательство выпало на 2020 год, когда началась пандемия. При бразильском председательстве повестка БРИКС крайне сузилась, эксперты даже заговорили о том, что организация выдохлась. А в этом году благодаря Китаю и расширенной им повестке, в том числе благодаря идее сделать постоянным формат БРИКС+, организация обрела второе дыхание. Да и, в конце концов, именно Китай является главным источником инвестиций и технологий. В то же время надо трезво понимать: усиление китайского лидерства в БРИКС способно создать проблемы, прежде всего со стороны традиционного конкурента китайцев – Индии.
– Если Китай однозначно доминирует в БРИКС, то Россия, уходя с помощью БРИКС из-под влияния Запада, попадает под влияние Китая?
– Чтобы не попасть под чрезмерное влияние Китая, нам нужно более активно проявлять себя в отношениях с развивающимися странами – и в Африке, и в Латинской Америке, и в АТР. Маневрируя, Россия может выиграть от той конкуренции, которая развернулась между Китаем и Западом в развивающихся странах (на последнем саммите Америк, состоявшемся в июне, США предприняли истеричную попытку восстановить статус-кво, осознав усиление китайских позиций в регионе).
– В июне заявки на вступление в БРИКС подали Иран и Аргентина, а в июле глава международного форума БРИКС Пурнима Ананд сообщила об аналогичном желании Турции, Египта и Саудовской Аравии. Российские комментаторы оценили это весьма оптимистично: мол, даже традиционные союзники США – Аргентина, Турция и Саудовская Аравия – отворачиваются от Штатов.
– Не могу с этим согласиться. По крайней мере Аргентина уж точно ни от кого не отворачивается, США остаются для неё важным союзником. Другое дело, что принятие заявки от Ирана (которая, заметим, подана при участии Китая) действительно придаёт БРИКС сильную антизападную направленность. Все аккуратные заявления последнего десятилетия, что организация никому себя не противопоставляет, теперь утратили силу. Участие Ирана, характер отношений которого с Западом хорошо известен, чётко даёт понять истинные цели БРИКС.
Иран, напомню, занимает шестое место в мире по запасам нефти и второе место по запасам газа. Вступление сельскохозяйственного гиганта, то есть Аргентины, и ресурсного гиганта, то есть Ирана, усилит организацию в её конкуренции с Западом за развивающиеся страны, которые нуждаются в продовольствии и источниках энергии. Однако говорить о членстве этих двух государств как о состоявшемся факте, на мой взгляд, преждевременно. Особенно в случае Аргентины – регионального конкурента Бразилии. Бразильцы относятся к этому ревностно и помешали аргентинцам войти в БРИКС при создании организации.
– Кстати, о Бразилии. Все наши партнёры по БРИКС кроме неё воздержались при голосовании Генассамблеи ООН по антироссийской резолюции в связи со спецоперацией на Украине. Бразилия же, увы, поддержала резолюцию, хотя президент Жаир Болсонару обещал не делать этого.
– Да, но бразильская позиция не исчерпывается данным решением. Она гораздо сложнее, многослойнее. Бразилия сыграла важную роль в сохранении нашего участия и в МВФ, и в G20 – страна категорически против того, чтобы кого-то откуда-то исключать и «отменять» (у латиноамериканцев свой болезненный исторический опыт в этой связи). Также бразильцы поспособствовали тому, чтобы из санкционного списка Минфина США были вычеркнуты удобрения, и это высоко оценено российским руководством. Также они критично высказались о поведении украинских властей, об игнорировании ими российских интересов в сфере безопасности, которое и привело к СВО.
– Каковы основные задачи БРИКС прямо сейчас?
– Это прежде всего создание альтернативной инфраструктуры глобальной торговли – финансовой и логистической. Сейчас в ней больше всех заинтересована Россия, но скоро этот вопрос может столь же остро встать для Бразилии. НАТО включило в свою повестку экологическую составляющую, и бразильцы не исключают, что следующим объектом санкционного давления станут именно они (под предлогом «неправильного» обращения с амазонскими лесами). Поэтому для БРИКС очевидна жизненная необходимость альтернативной торговой инфраструктуры, о которой я сказал.
Что же касается политики, то стратегическая задача – усиление формата БРИКС+ с привлечением как можно большего числа развивающихся стран. Чем больше государств взаимодействуют, тем легитимнее становится площадка в международном масштабе. Полагаю, у формата БРИКС+ есть все шансы стать, условно говоря, Большой двадцаткой, обходящейся без «Большой семёрки».