Ксения Гусева окончила РАТИ-ГИТИС, мастерскую Елены Шаниной. Зритель знает актрису по ролям в таких фильмах и сериалах, как «Люблю отца и сына», «Не приходи ко мне во сне», «Некрасивая подружка. Дело о четырёх блондинках», «Женская версия. Мышеловка», «Загадка Эйнштейна», «Милиционер с Рублёвки», «Перекати поле» и др.
— Ксения, ваша первая главная роль — в мелодраме «Люблю отца и сына». Там у вашей героини роман с тренером, который на 15 лет её старше. Как вы в жизни относитесь к подобным мезальянсам?
— У меня лично таких ситуаций в жизни не было. Мне кажется, многое зависит от живости ума людей, умения слышать друг друга, желания развиваться и не стоять на месте. Если есть серьёзные стереотипы в голове, это будет мешать развитию отношений.
— Если мужчине лет 60, а его спутнице 20, могут они найти общий язык, ведь у них совершенно разные интересы?
— В сериале «Люблю отца и сына» всё-таки разница была 15 лет. А 40 – это сложнее, в каждом конкретном случае надо смотреть, всё зависит от людей. Интересы могут, кстати, быть схожи, но этапы развития сильно отличаться и жизненный опыт, конечно, тоже… А по поводу сериала «Люблю отца и сына», я не очень понимала, куда иду и что мне там делать. Когда окончила институт, думала, что буду играть в театре. Так и получилось – три года я проработала в Центре драматургии и режиссуры Владимира Панкова (основной жанр — soundrama), в пластическом спектакле «Общежитие» Екатерины Кисловой. На четвёртом курсе к нам на дипломный спектакль «Зойкина квартира», где я играла Лизоньку, пришла агент и сказала, что я должна сниматься в кино. А я вообще об этом не думала – ни о кино, ни о желании стать известной. Медийность – последнее, о чём я тогда мечтала. Хотя сейчас, разговаривая с популярными артистами, я понимаю, что медийность – это важно. От неё сильно зависит, например, какую роль тебе дадут в кино. На главные роли больших проектов редко берут совсем неизвестных артистов. Хотя исключения бывают… Так вот, когда я согласилась сниматься в сериале «Люблю отца и сына», я вообще не отличала кадр от дубля, я привыкла к театру, к серьёзному разбору роли, к репетициям. А тут – проговорили текст, сняли, и до следующей смены!
— В мелодрамах много плачут. Умеете внезапно зарыдать в кадре?
— Кстати, в сериале «Люблю отца и сына» мне не удавалось заплакать. Но теперь уже есть определённые приёмы. Я окончила школу при Академии дураков Славы Полунина, и одним из мастеров был Антон Адасинский — создатель и руководитель театра DEREVO, участник группы «АВИА», друг Александра Сокурова, снимался у него в «Фаусте». И Антон нам эти приёмы показывал. Предлагал, например, такое упражнение. Мы все лежали на полу в позе эмбриона, мастер садился за барабанную установку, и когда он давал высокий звук по тарелке, от нас требовался смех, а если «бочка», то слёзы, плач. Антон говорил: всё зависит от правильного дыхания. На вдохе – плач, на выдохе – смех. И мы под эти барабанные удары тренировали дыхание, а потом расходились и действительно начинали смеяться, плакать. И меняли всё по щелчку.
— Многие артисты рассказывали мне про пресловутый мятный карандаш для вызывания слёз…
— Ещё могу заплакать от конкретных деталей. На каждый фильм я придумываю своё. Кстати, я знаю, что одна из известных актрис слушает метроном, и это помогает ей заплакать. А я могу, например, смотреть на листик и что-то в него вкладывать – эмоции, мысли, воспоминания. Потом беру этот листик с собой на съёмочную площадку, он лежит у меня в кармашке, и я, помня всё, что туда закладывала, вызываю у себя слёзы по необходимости…
— Почему мелодрамы, на ваш взгляд, так популярны в России?
— Мне кажется, всё началось с оскароносной картины «Москва слезам не верит», фильм – образец мелодрамы. И с него много копируют, пытаются в разных вариантах повторить. Удаётся далеко не всем. А зритель наш почему любит мелодрамы? Он ассоциирует себя с героями, сопереживает, сочувствует. В России так принято. Но сама я мелодрамы не смотрю.
— А что смотрите? Ужастики, например, любите?
— Нет, с ужастиками у меня не сложилось, потому что в детстве меня отправили в психологический лагерь, где дети должны были справляться со своими страхами. У меня случались кошмары – старший брат постоянно пугал в детстве, и мне было непросто. Так вот, наша воспитательница в лагере отправляла нас ночью в поле, шла вместе с нами и запускала каких-то «левых» людей, чтобы они бегали рядом и пугали нас. Странный, конечно, метод! В общем, ужастики меня точно не тянуло смотреть.
— А какие у вас ещё есть страхи?
— Меня накрывает иногда экзистенциальный страх. Что я бесполезно проживу свою жизнь, не успею сделать каких-то полезных вещей для людей. Почему я сейчас думаю, что медийность – это не так уж плохо? Популярность нужно использовать в правильных целях, через неё можно помогать людям. Например, актёр Никита Кукушкин сделал проект «Помощь», у Юлии Пересильд есть фонд «Галчонок»…
— Никита Кукушкин уехал из страны. Пересильд осталась.
— Никита уехал — помощь осталась. Это пример, как люди грамотно пользуются своей популярностью, направляют её в нужное русло. Люди, которые зациклены на себе, и не выпускают эту энергию дальше, у них финал истории не очень хороший.
— Бог с ними со страхами, поговорим о красоте. В школе вы, наверное, были первой красавицей?
— Нет, у меня были адские прыщи, брейкеты на зубах, большие щёки. Лучше на меня не смотреть! Писала мрачные стихи. Хотя люди, которые со мной учились, рассказывают, что в девятом классе у нас был конкурс «Мисс Школа», и я там победила. И отказалась от этой победы. А я обо всей этой истории вообще ничего не помню!
— Как такое может быть?
— Представляете?! Мне недавно об этом рассказали. Видимо, я была в каком-то забвении… Я всегда брала своим интеллектом, умением вести беседу. По крайне мере, у меня было такое ощущение. Никак не внешностью. И вот только сейчас начинаю раскрываться, слушать комплименты в свой адрес. И теперь понимаю, что внешность – тоже моя сильная сторона.
— Кстати, красота помогает в актёрской профессии, или порой мешает?
— И помогает, и мешает. Красивые лица чаще утверждают, они больше импонируют людям, а ещё больше импонируют личности, а не просто красивые люди. В нашей профессии часто можно услышать слово «типаж» — это считается важным. Тут больше речь не о красоте, а о том подходишь ты внешне для определённой роли, или нет. Жанры разные бывают и главные герои соответственно тоже. Да и что такое красивое лицо? Для меня красота – это то, что внутри, как ни банально это звучит. Вот рядом со мной красивая девушка или парень, но они начинают говорить, и я уже не вижу этой красоты…
До недавнего времени мои роли были похожи одна на другую, без резких перемен – и внешних, в том числе. Скоро выйдет проект «Галка» — рубежный для меня. В смысле осознания каких-то вещей. У нас были репетиции с замечательным режиссёром Романом Нестеренко и актёром Владиславом Ветровым, хотя он не снимался в нашем проекте, просто приезжал, помогал с разбором. Сыграв роль девушки, которая узнала, что живёт не своей жизнью, я вдруг в реальности поняла, что и сама живу не своей жизнью. Делаю всё на автопилоте, снимаюсь, в чём попало. Приходил сценарий – и я, не особо вчитываясь в роль, шла на съёмки. Не рассуждая особо, нравится мне это, не нравится. У меня был страх, что если откажусь, меня перестанут снимать. А мне же нужно развиваться, нужен опыт…
Но вот в «Галке» я сказала себе «стоп». И у меня уже параллельно с героиней процесс происходил – а где я, где мои желания? Я обнаружила, что не знаю своих желаний. Моя героиня в «Галке» в какой-то момент осознаёт, что она прозрачная, что её – нет. И я вместе с ней осознала, что меня в реальной жизни тоже нет.
— Так чем дело кончилось, вы нашли себя в «тумане сомнений»?
— После съёмок я позвонила своему агенту и сказала, что с этого момента мы начинаем выбирать роли, подробно, качественно. Мой агент мне ответила: «Завтра идём с тобой в парикмахерскую, стрижёмся, красимся. И начинаем новую жизнь!» У меня были длинные белые волосы. Поначалу я хотела сделать «ёжик». Но передумала. Подстриглась, покрасилась, сделала новые фотографии. Мне начали говорить, что я похожа на Софи Марсо в молодости – тёмное каре, чёлка. И кастинг-директора стали писать моему агенту – а это кто, что за актриса?
— И вам стали предлагать совсем другие роли?
— По крайней мере, я перестала быть патентованной героиней мелодрам. Сейчас я снимаюсь в проекте с рабочим названием «Молодость» для канала СТС. Режиссёру, насколько слышала, я понравилась именно с новой причёской. И действительно, после моих внешних перемен, меня стали звать в совершенно другие проекты. Конечно, дело не только в этом, но тоже сыграло свою роль.
— А кто ещё снимается в сериале «Молодость»?
— Валя Ляпина, Алексей Маклаков, Николай Добрынин. Кстати, с Добрыниным я снимаюсь уже во втором проекте. Николай Николаевич невольно преподал мне интересный жизненный урок.
— Какой же?
— Когда я только начинала сниматься, я ко всему относилась очень серьёзно. У меня постоянно было серьёзное лицо, я пыталась тщательно разобрать любой эпизод. Соблюдала некие правила и никак не могла расслабиться на съёмках. Когда же увидела Николая Добрынина на площадке, я подумала, что делаю что-то не так. Это невероятно светлый, весёлый, азартный человек. Свободный, абсолютно открытый.
Помню, были очередные дубли, мы снимали в детском лагере, и вдруг где-то заиграла гармошка. Это мимо проходили старообрядцы. Услышав музыку, Николай Николаевич вдруг начал танцевать, причём – с невероятной энергией и размахом. Он дурачился! В своё удовольствие. Но я увидела его посыл – всё это, наше ремесло, игра, это не всерьёз!.. Кстати, Николаю Николаевичу тоже понравилась моя новая причёска. Мы снимались вместе на проекте «Перекати поле», но там я ещё была с длинными светлыми волосами, и Добрынин вспомнил меня на площадке «Молодости» только по глазам… Я так рада, когда моими партнёрами становятся такие мудрые и весёлые артисты, как Николай Добрынин!
Реклама
